Продолжаем разговор… сказал Карлсон, выбрасывая из окна плюшевого мишку Малыша…[smile ;)][quote name='Linch'] Ты веришь в то, что коммунизм – это не утопия? [/quote]
Социализм – не утопия. Кстати, Лёнь, а посмотри на Китай. Как тебе?
[quote]Хорошо, что ты по этому поводу предлагаешь? Взять всё и поделить? Всё вокруг – народное, всё вокруг ничьё? Проходили мы это уже. Думаешь, со второй попытки получится лучше? [/quote]
“Всё вокруг – колхозное, и всё вокруг – МОЁ”, – так звучала советская песня.Опять же обращаю тебя к опыту китайцев. На мой взгляд, это оптимальное соотношение рынка и социализма, государства и человека.
[quote]Как это изменило её мировоззрение?[/quote]
Прости, я как-то невнятно выразилась. Это изменило её мировоззрение, в том смысле, что в башне из слоновой кости не отсидишься. То есть при ЭТОЙ власти хорошо быть не может никому. Даже самому обеспеченному и сытому. Живут они ОЧЕНЬ обеспеченно, к слову.
[quote]А если к власти вдруг придут ваши люди? Честные, светлые, с горящими глазами? Конечно, никогда этого не случится, но вдруг? [/quote]
[smile ;))))))))))))))))))))))))]Шефффф, ты мне нравишься безумно.Эт точно – честные люди никогда к власти не придут, нынешняя власть костьми ляжет, но этого не допустит.
[quote] А если коммунизм вернётся – всё равно партизан? Мне у Летова, при всей моей любви к нему, именно это и не нравится: были коммунисты – пел антикоммунистические песни, ушли коммунисты – начал с ними брататься.[/quote]
Ну не было у нас в стране коммунизма, Лёнь – социализм у нас был [smile ;)] Ты детей-то невинных опять же не пужай…Так. Лирическое отступление. Есть в газете “Коммерсант” политобозреватель Валерий Панюшкин. Потрясающие колонки пишет. Перескажу тебе одну его заметочку – как-то в его детстве, среди ночи вдруг заработало радио (если ты помнишь, тогда оно с 12 до 6 утра молчало, и в 6 вся страна вставала по гимну[smile ;)], и взволнованный девичий голос произнес, что через несколько часов в Чили казнят пятерых молодых людей. Голос называл их испанские имена и их возраст: двадцать лет, двадцать два года, тридцать один год. Эта женщина обращалась ко всем в мире людям доброй воли с отчаянной просьбой предотвратить казнь. И тогда автор решил для себя – что… закавычу:”…в ту самую ночь я выбрал профессию. Я тогда не мог сформулировать, а теперь могу. Если через четыре часа где-то, не важно где, казнят пятерых молодых людей, то я хочу быть девушкой, которая отчаянно кричит об этом в пустой эфир. Эта сухая ярость, впервые испытанная мною лет пяти, кажется, от роду, гнала меня потом по развалинам взорванных домов, по руинам городов, разрушенных землетрясением, по затопленным станицам, по госпиталям для безнадежно больных детей. По избирательным штабам, по политическим митингам. Если бы не профессия журналиста, эта ярость сожгла бы меня изнутри”.И он, и Толстой со совим “Не могу молчать!” и Солженицын, и Летов, и мы – как можем, на своем чахлом уровне, – Лёнь, просто кричим о несправедливости.Кто-то же должен сказать – НЕПРАВДА!Или… что?
