Как-то вдруг забылось вот о чём. Тема-то звучит: ?Мой начальник — идиот?. Понимаете? Это совсем даже не ?мои подчиненные — идиоты?. И тот момент, что начальники дружно заговорили о своих подчиненных, уже говорит о многом.Так вот по теме. Как-то пришлось ещё в начале службы столкнуться с классическим ?начальником — идиотом?. О его поступках можно, наверное, целую книгу написать. Но самым неприятным в нем было то, что он страшно матерился. По поводу и без повода ругался нецензурной бранью. Понятное дело, ругался матом он исключительно на подчиненных, на начальство-то на военной службе не поругаешься. Некоторое время нам, курсантам, пришлось стойко и мужественно выслушивать его ?соловьиные трели?. В принципе, когда ругательства обезличены, их можно как бы мимо ушей пропускать, особо не цепляют. Вспомнили поговорку, ?собака лает, а караван идёт?, и со временем как-то притерпелись. Но в один прекрасный день этот начальник вихрем влетел в учебный корпус, где я был в тот момент дежурным. Тут же ему что-то не понравилось, и он начал меня распекать в своей манере. Всё бы ничего, в другой ситуации спокойно пережил бы порцию матюгов, но у нас некоторые преподаватели были женского пола (гражданские служащие и военные). Голосище у этого начальника был командный, — на другом конце плаца прекрасно слышно, а тут гулкие коридоры учебного корпуса. Мне стало стыдно перед нашими женщинами-преподавателями за поведение этого идиота. Я даже покраснел от злости. А тот, видимо, решил, что это меня так «пронимают» его словеса, и разошелся ещё пуще. Я уже отчаялся спровадить его из корпуса, но вдруг у меня совершенно неожиданно, сама собой вырвалось фраза. Дословно уж и не помню, примерно такая: ?Вы знаете, я вот сколько уже служу, но ни разу в жизни мне ни один офицер таких слов не говорил, какие вы говорите? Даже не знаю, как мне теперь быть? Думаю, после дежурства надо будет сходить к начальнику политотдела, проконсультироваться, спросить его, как в таких ситуациях курсанту следует себя вести? тем более со старшим по званию. А то я прямо растерялся, и не знаю что делать?.Всё это я излагал с обалдело-очумелым видом, хлопая ресницами, и глядя ему в глаза честным взглядом. Надо было видеть, что произошло с человеком! Он мгновенно побледнел, заткнулся, и вылетел, как метеор. Где уж он бегал, не знаю, но через 5 минут прибежал запыхавшийся, красный, и сумбурно начал извиняться и оправдываться, ссылаясь на тяготы и лишения воинской службы. При этом он прикладывал сильнейшие усилия для того, чтобы не материться на каждом слове. Ну а мне столь же мощные усилия приходилось прикладывать для того, чтобы сохранить физиономию серьёзной, и не лопнуть от смеха. Я всё так же задумчиво покивал, согласился с ним, что действительно, не стоит по такому ерундовому поводу беспокоить начальника политотдела, и капитан, облегченно вздохнув, вновь вылетел из корпуса. Понятное дело, что «стучать на него» (то есть жаловаться вышестоящему начальству) никто не стал бы, это у нас было ?не по понятиям?. «Стукачество» не приветствовалось в курсантской среде. Но он-то об этом не догадывался. С тех пор бедняга перестал материть подчиненных, погрустнел, похудел и потемнел лицом. Я уже начал всерьёз корить себя за то, что лишил человека главного удовольствия в жизни. Но вскоре он перевёлся в другую часть, и все о нём позабыли, вспомнился вот лишь сегодня. Одним словом, даже в жесткой системе можно как-то сосуществовать с «начальниками — идиотами», делать своё дело, и воспринимать таких начальников как сопутствующие неизбежные неприятности. Я заметил, что когда эти «неприятности» начинают превышать некий предел, то происходят определённые события, и всё как-то само собой разрешается, ко всеобщему удовлетворению.
