Царская промышленность наполовину принадлежала иностранному капиталу, который прибыли клал в карман, выводя из страны. Самые яркие примеры – ленские прииски или нефтяные промыслы Кавказа. Фактически, царская Россия являлась полуколонией. Ну а “эффективность” всей этой царской промышленности ярко продемонстрировала 1я Мировая война. Уже в 1915 году кончились снаряды, буржуи взвинтили цены, и армия пошла отступать, потому что тупо нечем было воевать.Хлеб, который выращивали латифундисты, гнали за границу, а прибыли, вместо того чтобы идти на развитие промышленности или той же аграрной отрасли, шли в карман латуфундистам. А население в это время голодало, поскольку маленькие клочки земли, которыми владели крестьяне, в условиях низкой культуры с/х и условиях зоны рискованного земледелия не могли его прокормитьКак всё было бы “прекрасно” в царской России, не будь революции, мы ярко видим сейчас. Развал в образовании и промышленности, социалка уничтожается. А почему США и Европа , как вы выражаетесь, всего добились без компартии, так вы теорию по капитализму поизучайте. Это ядро кап.системы, оно аккумулирует в себе все богатства, грабя периферию и колонии. Я вообще поражаюсь, что нужно объяснять такие очевидные вещи. Вы вообще какие-нибудь серьёзные книги читаете или только монархистские и либеральные паблики? Добавлю выдержку из дневника Льва Толстого о его путешествии по русским губерниям на рубеже XIX-XX веков. Так, для общего развития.«Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка – пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, – и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить. Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют помочь им. “Хоть бы мало-мальски ребята отдыхали”, — говорят бабы. “А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не ужинаючи”… Я попросил разменять мне три рубля. Во всей деревне не нашлось и рубля денег… Точно так же у богатых, составляющих везде около 20%, много овса и других ресурсов, но кроме того в этой деревне живут безземельные солдатские дети. Целая слободка этих жителей не имеет земли и всегда бедствует, теперь же находится при дорогом хлебе и при скупой подаче милостыни в страшной, ужасающей нищете… Из избушки, около которой мы остановились, вышла оборванная грязная женщина и подошла к кучке чего-то, лежащего на выгоне и покрытого разорванным и просетившимся везде кафтаном. Это один из ее 5-х детей. Трехлетняя девочка больна в сильнейшем жару чем-то в роде инфлуэнцы. Не то что об лечении нет речи, но нет другой пищи, кроме корок хлеба, которые мать принесла вчера, бросив детей и сбегав с сумкой за побором… Муж этой женщины ушел с весны и не воротился. Таковы приблизительно многие из этих семей… Нам, взрослым, если мы не сумасшедшие, можно, казалось бы, понять, откуда голод народа. Прежде всего он – и это знает всякий мужик – он 1) от малоземелья, оттого, что половина земли у помещиков и купцов, которые торгуют и землями и хлебом. 2) от фабрик и заводов с теми законами, при которых ограждается капиталист, но не ограждается рабочий. 3) от водки, которая составляет главный доход государства и к которой приучили народ веками. 4) от солдатчины, отбирающей от него лучших людей в лучшую пору и развращающей их. 5) от чиновников, угнетающих народ. 6) от податей. 7) от невежества, в котором его сознательно поддерживают правительственные и церковные школы. Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже… На лучших землях не родилось почти ничего, только воротились семена. Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она не съедобна. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют».