ncux.
ncuxПромозглым серым днем Костя шел по улице. Безнадежность окутывала его душу прозрачной черной накидкой, он не мог понять, почему ему так плохо. Он все брел и брел с ощущением пустоты в душе. Шел дождь. И спасительно холодные капли падали и стекали по его щекам. Они не давали ему окончательно уйти из этого мира. Вы спросите, а что же люди вокруг — А люди его не интересовали. Ведь они не были ему нужны. Во всем белом свете ему никто не был нужен. Кроме одной. Как это случилось, он не мог понять до сих пор. Его сердце уже все давно поняло и решило. А его гордый, самовлюбленный ум никак не мог воспринять факт того, что он, похоже, влюбился. Что сейчас хотя бы увидеть ее было бы большим счастьем. Найти ее в этом городе было почти невозможно. И он полагался только на свое счастье. Которого, впрочем, у него никогда не было.
? Он встретил ее в людной толпе, в метро. Она стояла, как-то уютно прислонившись к колонне, и ждала поезд. Озабоченно хмурилась, глядя на отсчитывающиеся цифры на табло. Оно оказалось лжецом — поезд опаздывал на 30 секунд. Не так уж много для метро, но когда ты очень спешишь, каждая упущенная секунда падает на тебя тысячетонным весом. Она очень спешила. Спешила скорее туда, к своему счастью. К тому, который стал для нее всем — потому что был ее первой любовью. А он стоял и смотрел на нее. На очаровательно нахмуренное личико, на великолепные темные волосы, уложенные в причудливую прическу, странный, но все равно красивый свитер и изящную сумочку. Неотрывно смотрел, не в силах оторвать взгляда от изумрудных, с черными прожилками, глаз. Они затягивали и завораживали его как морская глубина или танец пламени. Во всем мире имели значение только ее глаза. Она уже обожгла его душу расплавленным металлом, оставив там нестираемый отпечаток. А вокруг стояли, шли, спешили, бежали люди? Ко всему равнодушные, озабоченные собственными проблемами, ушедшие в себя. Изредка попадались улыбчивые лица, которые любили в данный момент весь мир или пробегали беззаботные малыши с мамами, смотрящие на мир доверчивыми, радостными глазами. Проходили влюбленные парочки, поглощенные только собой. А он стоял и смотрел. Его облик выделялся из толпы — он был весь какой-то трогательно-беззащитный. И люди, проходя мимо него, улыбались и вспоминали свои теплые, романтические моменты в жизни. Кто-то вспоминал как стоял под домом у подъезда, ожидая пока любимая покажется в окошке, кто-то вспомнил первый поцелуй, кто-то вечер в парке? Но она просто не замечала его. Ей не нужен был никто — она сейчас жила лишь предвкушением встречи. Думала, мечтала, грезила о нем. Она была уже с ним — шла рядом, держась за его руку как за последнюю реальность, со счастливой улыбкой на устах. Ей больше ничего не нужно было. И этот парень в ветровке и с рюкзаком, странно смотрящий на нее — она его просто не заметила. И когда пришел поезд, она вбежала в него, он как привязанный, вошел следом. Там было душно и тесно. Пассажиры вокруг стояли аморфной, почти безликой толпой. У всех был тяжелый рабочий день, и встретить лицо, хоть как-то выделяющиеся из скучающей толпы было сложно. Лишь какой-то мальчишка в наушниках стоял в дальнем конце вагоне, двигая головой в такт неслышной для всех остальных мелодии да бабушка, вяжущая что-то непонятно-шерстяное, поглядывала по сторонам неожиданно молодым, ехидным взором. Но все это он заметил уже потом. Уже после того, как она вышла на 2 остановки раньше него. А пойти за ней ему все-таки сумела помешать так некстати опять проявившаяся гордость и самолюбие. Потому что ее встречал парень. Навстречу ему она не вышла — вылетела. Вылетела как птица, что долго возвращалась домой, и вот, наконец, вернулась. Подбежала и обняла. Прижалась всем телом, стремясь охватить, остаться, быть.А для него померк мир, поблекли и угасли все краски, что еще 5 минут назад играли так ярко. Не мог сдвинуть себя с места — не было ни сил, ни желания. Мысли пропали напрочь, смытые волной боли. Лишь гулко билась жилка на виске, отбивая такт сердца. А там где было сердце, осталась лишь холодная, вязкая пустота. Оно билось. Но не знало зачем? В тот вечер он так и не попал домой. Город продолжал жить по своим законам — люди были заняты своими делами и никому не было дела, до того, что творилось у него в душе. Вывернутый наизнанку мир представал сейчас совсем с другой стороны — таким он его еще не видел и не воспринимал. Иначе светили окна жилых домов, казалось в каждом из них может быть Она. Иначе виделись лавочки в парках и скверах, облюбованные парочками — ведь там тоже могла быть Она. И вот, из-за угла тоже могла появится Она. Но он все шел и шел, а Ее не было. Сейчас он очень остро ощутил свое одиночество. Казался сам себе бесплотным призраком, невидимым никому. А даже если он и виден, то и что с того. В таком опустошенном состоянии он и прибрел как-то незаметно для себя в свое любимое место. Отсюда с холма, открывался чудесный вид на город. Ночью он блистал огнями и неоном, и казался совсем не таким чужим и холодным, каким он видится изнутри. Он лежал в траве, и та доверчиво щекотала его лицо. Бездонное небо, с еле заметными в городском свете звездами, затягивало его. Сейчас оно казалось ему в чем-то родным и похожим. Сейчас он бы многое отдал, лишь бы она хотя бы посмотрела на него. Сейчас была лишь боль — и небо, которое молча ему сопереживало. Лишь земля, на которой он лежал, напоминала своей прохладой о том Так он и пролежал остаток ночи, встретив тусклое осеннее солнце с мыслями о Ней. Ему очень хотелось, чтобы она не любила того, кто ее встречал. Рассудок отказывался понимать то, что он видел. Затуманенное сознание все рисовало и рисовало картины их встречи, о каком либо безумном поступке, после которого Она обратит на него внимание. Но сердце все поняло. Слишком отчетливо было то счастье, с которым она к нему бежала.
? – Что? Что ты сказал??, – отказывались выговорить губы, ставшие вдруг чужими. Все рухнуло вниз, тело стало непослушным мешком и сердце понеслось вразнобой, скачками, как будто забыло, что такое просто биться и рухнуло куда-то вниз. Бешеным сумбуром понеслись мысли: – — Как? За что? Почему? В чем я виновата? Что я сделала не так??.?Ты знаешь, Таня, ты дорога мне как друг и человек, но я не могу больше с тобой быть. Мы с тобой слишком разные люди, и, наверное, никогда не сможем друг друга понять. Просто ты – не та девушка, что мне нужна??, – слова, срывались как скалы с обрыва и хоронили под собой все ее надежды, ожидания и все то, чем жила? Осталось лишь ошеломляющее сознание того, что жить больше не зачем. И теперь уже брела по городу с почти таким же состоянием, как и у нашего героя. Брела туда, куда ей лучше всего думалось и мечталось.
Шорох травы под чьей-то легкой поступью вырвал его из полудремы-полусна. Кто-то приближался, не таясь. Он привстал, старательно всматриваясь в кусты, из-за которых выныривала тропинка, по которой он сам приходил к своему любимому месту. И каково же было его удивление, шок и, в конце концов радость, когда до его истомленного прошедшими безумными сутками сознания дошло. Это была ОНА! Но выглядела очень уж странно — ни следа недавней радости и счастья, вообще вся какая-то измученная. И он тоже весь сник. Хотя когда она только появилась — появилась его звезда, центр его мира. Но теперь звезда потухла. Нет, нет, не в нем. Она потухла в ней. Словно бы еще вчера так ярко горевшая лампочка перегорела с внезапным хлопком, и от нее осталась лишь оболочка. Она тихо, не подымая глаз от земли, прошла до обрыва. Там он сам любил стоять, особенно днем, когда в дымке вдалеке чудились другие, лучшие миры. Где все гораздо лучше, чище и вообще там все карамельно-конфетное. Где люди на самом деле помогают друг другу, а не проходят мимо, бормоча себе под нос что-то вроде :- ?Спешу очень, отвали?. Там, пожалуй, мечталось и думалось лучше всего. А лежать было лучше всего все-таки в траве. Уж очень разными оттуда облака выглядели, особенно на закате. Каждое из них было неповторимо, и в каждом находилась своя то ли рожица, то ли силуэт или фигура. В голове кружили безостановочный, безумный танец-хоровод самые разные мысли, то о самоубийстве и последующих своих похоронах, на которых Он будет горько сожалеть о том, что он сделал и прятать глаза от ее матери. Как он будет заново переживать их встречи и все хорошее, что у них было. А ведь оно было! Оно никуда не исчезало и не собиралось, просто кто-то решил за двоих и теперь его больше не будет. А может и будет — только безумная надежда, что все еще будет по-старому и он еще может передумать, ведь как же так, почему он так поступил, она ведь вкладывала в эти отношения самое себя? Перед ним она была открыта вся — хочешь, бери, вот она я. А теперь он сказал ей, что она не тот человек, что ему нужен. Да, и она ошибалась — все мы люди и не можем не ошибаться. Но ведь каждый раз, с каждой ошибкой в отношениях, он шел на все, чтобы она не сделала так еще раз. И она очень старалась быть такой, какой он ее ожидает и хочет видеть. Для Кости крик внезапным, почти зримым всполохом раздался в вечерней, такой зыбкой здесь тишине. Хотя он и не отрывал взгляда от любимой, он не сразу понял, что кричит именно она. Безысходность и мука почти физически ощущались в нем — спина у него мгновенно заледенела от пронесшихся по ней мурашек. Кровь от врезавшихся в ладони ногтей, он заметит чуть позже, когда разожмет как тисками сжатые кулаки. А пока он просто потерял себя в адской смеси боли, которая шла от Нее, и собственного гнева на того, кто мог причинить Ей такую Боль. Хотелось разорвать его на части, упиваясь каждой секундой расправы – но когда ее протяжный крик перешел в тихий, сдавленный плач, его будто холодной водой окатили. И он остался недвижим, как и раньше, только глаза блестели в мертвенном свете луны. .. Для нее самой этот крик оказался внезапным — но он выплеснулся незримой волной боли и страдания, оставив после себе опустошенность и горечь. Стало странным образом легче, будто избавилась от чего-то ненужного и гадкого, давно тяжелым грузом висевшего на плечах. Но все равно при мыслях о нем, все внутри вставало тяжелой, муторной волной почти боли. Обессиленная, она села на самую кромку утеса и стала болтать ногами, пытаясь хоть как-то напомнить себе те радостные дни, когда вот такое болтание ногами выражало крайнюю степень радости. Как будто снова оказалась в детстве. Слезы на щеках оставляли теплые, влажные дорожки, скатываясь крохотными мерцающими бусинками по лицу. И теперь они уже не были болью, наоборот каждая слезинка напоминала своей теплотой о том что она все еще жива и дышит, и ей уже почти не больно. Странно, но как будто вся боль ушла вместе с криком. Или лишь затаилась до следующего любого напоминания о Нем. Хотя к чему теперь его называть с большой буквы — чем он заслужил такого? Теперь он ничем не отличался для нее от остальных прямоходящих животных на двух ногах и с двумя руками, что имеют смелость называть себя Мужчинами. Сзади раздался шорох и Тане немедленно захотелось исчезнуть. Обернулась — по дорожке шел парень. Первое, что притянуло взгляд — большущие и глубокие как омут серые глаза. Подошел и просто сел рядом. Даже ногами болтать стал так же как она, словно издевался. Робко спросил: – Можно я тут с тобой посижу? Ну наглец, сначала садится, а потом спрашивает? -Ты чего пришел? — резко спросила она, – я никого не звала !!! – А я крик услышал. Страшный такой, аж до костей пробрало, вот и решил пойти посмотреть, кто же это так истошно орет. Котам мартовским решила попробовать подражать? – А даже если так, то что ?? — огрызнулась Таня, – уже и покричать нельзя человеку спокойно!- А ты неправильно кричала, – спокойно ответил ее собеседник, – надо так — МЯЯЯЯЯЯЯЯВВВВ, – издал он крик и вправду похожий на мартовский котовский мяв.От удивления у нее даже некое подобие улыбки на губах появилось, – Где ты так научился?- Детство хорошее было, – усмехнулся он, – кстати, я Костя. – Таня, – ошеломленно отозвалась она, – а теперь признавайся, что ты тут делаешь? Это мое любимое место, и тут обычно никто не ходит.?Знала бы ты чего мне стоило к тебе подойти и сесть, вот так, внаглую? – подумал Костя и решил сказать правду, – Я за тобой 4 остановки метро и полкилометра пешком протопал. Боялся чтоб ты с собой ничего не сделала. Я видел как ты с ним разговаривала, – о том, что он увидел ее куда раньше, Костя конечно же умолчал. Она вспыхнула до корней волос, что-то пыталась сказать, но потом сникла и заплакала. Тут и произошло то, почему Костя еще долго себе удивлялся, он просто подсел ближе и обнял Таню. А та, даже и не думала его стесняться, просто уткнулась носом в грудь и продолжала реветь. Только не было в том плаче той обреченности, что Костя слышал, когда лежал в траве. Теперь она плакала, потому что рядом был тот, кто просто почувствовал ее и теперь никогда не отпустит. Она подняла глаза и увидела там подтверждение своих мыслей. Он и в самом деле не собирался ее отпускать. «Теперь не отпущу», – лучились его глаза. И она поверила сразу и навсегда. Лишь обняла крепче и уютнее устроилась у Кости на коленях.
ncuxмоя тема – что хочу, то и делаю. я хочу закрыть
VaIerik
Copyright ©